Стас впоследствии часто размышлял, что именно явилось толчком, спусковым крючком, изменившим коренным образом его отношение к матери - и не ног найти точного ответа на этот вопрос.

Он рос обычным мальчишкой, и его отношение к матери было точно таким же, как и у миллионов его сверстников во всём мире к их матерям. Перемены начались, когда он учился, наверно, классе в седьмом. Именно тогда он, к своему удивлению, стал вдруг обращать внимание на то, что она время от времени может пройтись по дому полураздетой - в одном лифчике и трусах, или наполовину расстёгнутом домашнем халате, накинутом прямо на голое тело. Что одежда, которую она надевает на работу, выглядит порой очень возбуждающе - обтягивающие юбки на ладонь выше колена в сочетании с тёмными колготками, подчёркивающими стройность её ног, светлые просвечивающие блузки, вроде бы случайно расстёгнутые на пуговку-другую ниже, чем, например, у учительниц в его школе.

А иногда она заходила в его комнату, - что-то сказать или принести - в одной ночнушке, под которой так соблазнительно колыхались волновавшие его груди. Порой Стас сидел за своим столом, делая уроки, а мать могла в это время устроиться на его кровати, поджав под себя ноги и просматривая его дневник. Ее халатик при этом задирался, обнажая аппетитные коленки и частенько даже демонстрируя промежность, прикрытую только трусиками - зачастую довольно прозрачными, так что он, как ему казалось, мог видеть всё насквозь.

Он понимал, что всё это нехорошо, неправильно, и что мама не может быть объектом его сексуального интереса, пытался гнать от себя всякие непристойные мысли, но они настойчиво возвращались снова и снова, пока, наконец, постоянно не поселились у него в голове. Он прекрасно сознавал, что не может доверить эти мысли вообще никому - ни своей двоюродной сестре Марине, ни одноклассникам, ни отцу - ведь последствия были бы ужасными. Друзья высмеяли бы его и задразнили, Маринка скорее всего заложила бы его матери. А уж если рассказать отцу... Об этом было бы глупо и думать. Впрочем его родители развелись, ещё когда он учился в пятом классе, и их отношения с папашей были не теснее, чем с соседом по лестничной клетке.

Как ни старался Стас бороться со своим болезненным влечением, ничего не помогало. И класса примерно с восьмого он уже вовсю дрочил в туалете, представляя свою мать. Знала ли она, что что с ним происходит? Подозревала ли? Возможно. Он мог только строить догадки на этот счёт.

Он оправдывал себя тем, что и многие вокруг тоже считали его маму привлекательной женщиной. Его друзья, которые бывали у них дома откровенно пялились на неё. Соседские мужики постоянно поглядывали ей вслед. И даже её подруги, вопреки традиционной бабьей ревности и зависти, вздыхая, говорили, что она отлично выглядит. Правда, не забывали добавить "для своего возраста". Она была из той категории женщин, которые с годами не утрачивают своей красоты, а только становятся всё более соблазнительными и притягательными. Чувственный рот, плавные, слегка выдающиеся скулы, не говоря уж о ее огромных карих глазах, усиливали слюноотделение практически у всех проходящих мужчин.

Её принципом было "если есть, что показать - покажи". И мать показывала, причём настолько умело и тонко, с таким достоинством, что ни у кого не повернулся бы язык назвать её блядью. Она в основном носила платья и юбки, которые демонстрировали ее упругие стройные икры и крепкие бедра, а если джинсы - то строго в обтяжку

Да, у мамы время от времени появлялись любовники, но эти связи никогда и никому не бросались в глаза, были практически незаметны для окружающих и не давали пищу для пересудов и сплетен. Разумеется, Стас в своих фантазиях тоже воображал себя в роли маминого любовника, Но как стать им - не представлял.

Всё случилось, когда он уже подрос и готовился к выпускным экзаменам.

Мать как-то пылесосила ковер в гостиной, при этом встала на колени, чтобы залезть поглубже шлангом под диван. На ней был её обычный короткий домашний халатик, и когда она нагнулась, халатик задрался настолько, что Стас отчётливо разглядел ее голубые трусики. Сам он сидел в противоположном углу комнаты в кресле, делая вид, что внимательно читает учебник, а сам на спускал глаз с мамы, любуясь её обнажёнными ножками. Понятное дело, вид мамы в такой откровенной позе, обнажающей ее сочные бедра и нижнее белье, был гораздо интереснее, чем учебник по химии.

В этот момент мать неожиданно подняла на него глаза.

- Увидел что-то интересное? - с усмешкой спросила она.

- Эээ... Да нет... - Стас смутился. Но тут же почувствовал, как у него предательски зашевелилось в штанах, и поспешно снова уткнулся в книгу.

Наконец, мама закончила пылесосить, подошла к нему, села на подлокотник кресла, потрепала по голове.

- Когда у тебя экзамен, - спросила она.

- Послезавтра, - не поднимая головы буркнул сын.

Она скрестила ноги, отчего её халатик задрался ещё чуть-чуть выше.

- Послушай, сынуля, извини, если я смутила тебя, - она произнесла это негромким голосом, поправив задравшийся халат.

- Смутила меня? - переспросил Стас, оторвавшись от учебника.

- Брось. Ты же понял, о чём я.

- Ну.... Понял, да... Нет, не смутила. Что тут такого-то? - стараясь придать своему голосу безразличный оттенок проговорил он.

Мать вздохнула, поднялась с кресла.

- Ладно, рано или поздно нам всё равно пришлось бы начать этот разговор. Хотя, если тебе сейчас некогда...

- Ты о чём, мам? - хрипло спросил сын, решив прикинуться дурачком.

- Я не слепая. Я ведь уже давно вижу, как ты смотришь на меня. Какими глазами.

- Да каки... - начал было он.

- Не перебивай. Не надо. Мужскими глазами - вот какими. На меня так смотрят голодные мужики. Мне, Стасик, уже почти сорок лет, и я научилась разбираться в мужских взглядах, уж поверь.

Она прошлась по комнате и забралась с ногами в кресло напртив него. При этом халатик опять задрался, но мама уже не обращала на это внимания.

- Скажи честно, сын, я тебе нравлюсь? - она смотрела ему прямо в глаза.

- Ну... Мам... - начал мямлить Стас.

- Я хочу, чтобы ты ответил честно. Давай! Нравлюсь? Как женщина - нравлюсь? - потребовала мать.

- Да... - прошептал он, не поднимая глаз.

- Ты любишь меня?

- Очень, мам, очень...

Она задумчиво посмотрела на него.

- Я слышала, что... Я знаю, что подростки очень часто в своих мыслях, мечтах представляют свою мать в роли сексуального объекта. Это даже имеет своё научное название - "эдипов комплекс". И это, похоже, как раз наш с тобой случай.

Он задумалась, подбирая нужные слова.

- Ты же понимаешь, что это неправильно? И в обществе сексуальные отношения между сыном и матерью, и вообще между близкими родственниками, осуждаются. Это называется "инцест". Ты же знаешь об этом?

Сын молча кивнул головой, всё так же не глядя на маму.

- А с другой стороны - я тебя очень сильно люблю. Ты мой единственный ребёнок, и я готова для тебя на всё. На любые жертвы. И мне невыносимо видеть, как ты страдаешь и мучаешься.

Она встала, начала ходить по комнате. Сын исподлобья наблюдал за ней. За тем, как колышется грудь и перекатываются ягодицы под халатиком, за тем, как грациозно она ступает своими стройными ножками по ковру.

- Ладно, - наконец сказала мама, - Вечером ещё поговорим об этом. И ты тоже подумай, как нам разрулить эту ситуацию.

Стас опять молча кивнул и уткнулся невидящим взглядом в учебник.

Вечером мама пришла к нему в комнату всё в том же халатике. А Стас сидел за столом с учебником в руках.

- Что-то надумал? - поинтересовалась она, войдя.

- Нет, - он отрицательно покачал головой.

Она села к нему на кровать, задумалась.

- Стасюша, нам надо что-то решать. Что-то делать со всем этим, - заговорила мама после небольшой паузы.

Сын выжидающе смотрел на неё.

- Скажи мне, только честно, неужели у тебя нет девочки, с которой ты мог бы удовлетворять свои... эээ... физиологические потребности?

- Нет, - снова покачал головой он.

- Не знаю. Не знаю, как быть, - мать нервно обхватила себя руками за плечи, - А что, если... Может тебе проститутку?... - она смутилась, - Извини...

- Мам, ну ты что! Какую проститутку? О чём ты? И вообще при чём тут голая физиология? Ты что - не понимаешь? Я люблю тебя! Люблю! Как мужчина любит женщину. Разве тебе это не ясно? А ты мне проститутку... - он отвернулся к окну.

- Ну прости! Прости меня, сыночка! Ляпнула, дура, не подумав, - мама подошла, обняла его, поцеловала в макушку.

Сын вскочил, резко повернулся к ней, обхватил руками, начал покрывать её лицо поцелуями...

- Мама... мамочка... любимая моя, - забормотал он.

Она, совершенно не ожидая такого искреннего и внезапного проявления любви, откинула назад голову, подставляя для его поцелуев шею, чем он тут же воспользовался.

И вдруг Стас вдруг подхватил её на руки - мать только взвизгнула - и мягко уложил на кровать. Он лихорадочно начал расстёгивать пуговицы у неё на халате, обнажил правую грудь, впился в сосок.

Мать застонала, уже почти не соображая, что происходит, и совершенно не сопротивляясь, ошеломлённая его напором.

- Сынок... Аххх... Нам нель... зя... Ахххх... - но, похоже, было уже поздно.

Халат был расстёгнут полностью, под ним ничего не было, и рука сына уже вовсю гуляла у неё в промежности. Мама, припечатанная к кровати, ухитрилась немного выгнуться и обеими руками стащить с него шорты вместе с трусами. Хуй пружиной выскочил наружу во весь свой немалый рост.

"Огромный", - успела подумать мать, и в этот момент парень не сдержался и начал выстреливать ей на живот и на грудь сперму - заряд за зарядом. Порции были огромными, и буквально в один момент у неё на теле образовалось небольшое белое озерцо.